Человек без веры пустой сосуд

Об Иване Ильине

Иван
Александрович Ильин (1883-1954) – выдающийся
русский мыслитель, правовед, политолог. Автор более
40 книг и 300 статей на русском и немецком
языках.

К сожалению, имя Ивана Ильина сегодня не широко
известно, и его труды только приобретают в России
популярность, но именно они достойны быть настольной
книгой каждого. Они изобилуют искренностью, созерцанием
Божественного, настоящим патриотизмом и болью за наше
многострадальное Отечество. В них затрагиваются самые
важные и насущные для каждого человека темы. Это
неоценимый духовный опыт истинного сына России, любящего
свой народ и свою веру всей душой и всем сердцем.
Предлагаем познакомиться с его размышлениями о вере.

О вере

Есть у нас довольно распространенное воззрение, будто люди
могут прожить жизнь без всякой веры и будто
«образование», а в особенности «научное
образование», несовместимо с верою. Образованный
человек, думают люди, не может верить: он слишком много
«знает», и, «самое существенное»,
он уже «понял»; так, например, он знает, что
все совершается по законам природы и что эти законы
природы рано или поздно будут изучены; во что же ему еще
«верить»? Сущность современной культуры и
прогресса сводится к следующему: идет просвещение, а вера
уступает и исчезает. Бесспорно, есть немало людей, которые
не верят в Бога. Но это совсем не значит, что они ни во
что не верят и что поэтому их можно причислить к людям,
живущим без всякой веры. Ведь возможно, что они верят не в
Бога, а во что-то другое… Во что же? В нечто такое, что
они принимают за главное и существенное в жизни; что
действительно для них и есть самое важное, чем они дорожат
и чему они служат; что составляет предмет их желаний и
стремлений. Такое отношение и есть отношение веры; и кто
имеет такой предмет, тот верит в него.

Мы все считаем «истиною» таблицу умножения,
геометрические теоремы, химические формулы, географические
данные, установленные исторические факты, законы логики;
мы совершенно уверены в том, что они верны, что мы
спокойно можем пользоваться этими истинами и применять их
в жизни. Но о вере здесь нет еще и речи…
«Верить» – это гораздо больше, чем
«признавать за истину». Есть холодные истины,
к которым мы и относимся холодно; мы устанавливаем их и
пользуемся ими равнодушно или, самое большее, с некоторым
«уважительным интересом». Они дают нам
известную уверенность, но только во второстепенных делах,
не в главных и важнейших вопросах нашей жизни. Они светят
нам наподобие уличных фонарей, без которых нам было бы и
неудобно, и неуютно; но душу нашу они не согревают и не
воспламеняют. Тысячу раз мы пройдем мимо них или примем их
во внимание без того, чтобы могучие и творческие источники
нашей души пришли в движение; напротив – там все
остается безразличным, молчаливым и неотзывчивым. Кто из
нас начнет «верить» – в классификацию
химических элементов, открытую Менделеевым, в таблицу
логарифмов, в хронологический обзор событий XIX века, в
горную карту Европы или Азии? И даже тот из нас, кто
усомнится в этих «законах» или
«истинах» и начнет критиковать их или
опровергать, – поколеблется не в вере, а только в
познавательной уверенности.

Нестеров М. Мыслитель. Портрет Ивана Александровича Ильина. 1921-1922

О вере позволительно говорить только там, где истина
воспринимается глубиной нашей души; где на нее отзываются
могучие и творческие источники нашего духа; где говорит
сердце, а на его голос отзывается и остальное существо
человека; где снимается печать именно с этого водного
ключа нашей души, так что воды его приходят в движение и
текут в жизнь.

Человек верит в то, что он воспринимает и ощущает как
самое главное в своей жизни. Скажи мне, что для тебя самое
важное в жизни, и я скажу, во что ты веришь. Душа твоя
прилепляется к тому, во что ты веришь, и как бы живет и
дышит им; ты желаешь предмета своей веры, ты ищешь его; он
становится источником твоей радости и остается им даже
тогда, когда тебе его не хватает. Здесь пребывают твои
чувства и твое воображение. Словом, здесь реальный центр
твоей жизни: тут твоя любовь, твое служение, тут ты идешь
на жертвы. Здесь твое сокровище, а где сокровище твое, там
и сердце твое, так и вера твоя.

И вот, сколько бы мы ни искали, мы не найдем такого
человека, который ни во что не верил бы. Чем глубже
заглянем мы в человеческую душу, тем скорее мы убедимся,
что человек без веры вообще не может жить, ибо вера есть
не что иное, как главное и ведущее тяготение человека,
определяющее его жизнь, его воззрения, его стремления и
поступки.

Одни сознают, что они верят, другие верят, не сознавая
этого. Человек может заблуждаться в своей вере и идти по
ложным путям; он может разочаровываться в своей прежней
вере и отходить от нее; хуже того, он может изменять своей
вере по расчету и «продавать» ее. Но в одном
человеку отказано, одного он не может: именно – жить
без веры.

Кто однажды поймет и продумает это, тот перестанет
делить людей – на живущих «с верой» и
живущих «без веры». Верят все: и
тепло-прохладный «свободомыслящий», и
воинствующий безбожник, и ожесточенный материалист; верят
и социалисты, и коммунисты, и гонители христианства… И
чем решительнее эти «враги веры» нападают, чем
ожесточеннее их преследование и воздвигаемые ими гонения,
тем яснее они обнаруживают, что у них есть в виду нечто
такое, что они считают «главнейшим» и
«важнейшим». Они считают себя
«неверами»? Они объявляют себя
«безбожниками»? Пусть. Они не входят ни в
какую церковную общину, кроме своей собственной общины,
которую они не хотят называть «церковью»
(обозначая ее как «партию», или как
«орден», или как «международное
общество»)… Да, они не верят в Бога; но это
означает, что они верят не в Бога, а во что-то иное. Они
критикуют или поносят веру вообще… Этим они, как
настоящие фанатики своей веры, объявляют, что они признают
только свою веру обоснованной, единственно верной и
единственно допустимой; все же остальные веры и
исповедания они относят к «глупым
предрассудкам» или «вредным суевериям».
Но во что же верят те люди, которые верят не в Бога и
потому считают себя «неверами» вообще или
«безбожниками»? Они верят во всевозможные
небожественные силы и обстояния.

Большинство верит, по-видимому, в наслаждения или
особливо в чувственные наслаждения, во все, что к ним
ведет и с ними связано; это для них – важнейшее в
жизни; это их цель; этому они служат, ради этого они
жертвуют всем остальным; здесь у них критерий, по которому
они отличают «хорошее» от
«дурного»; здесь их «сокровище» и
сердце. Есть такие люди, которые признают и выговаривают
это открыто: «Я хочу земного счастья, наслаждения и
спокойствия, ибо это главное в жизни» (гедонизм);
«я ищу в жизни денег и власти» (мамонизм);
«главное в том, чтобы все люди несли одинаковую
работу и имели одинаковые права, ибо только тогда они
смогут одинаково наслаждаться жизнью, быть равно
счастливыми» (социализм); «все дело в том,
чтобы дерзновенно завладеть земными благами и безоглядно
наслаждаться ими» (большевизм); «главное в
том, чтобы дать массам земные блага и удобства, а для
этого надо у всех все отнять (всеобщая пролетаризация) и
всех подчинить монопольному работодателю (всеобщее
хозяйственное и политическое порабощение,
коммунизм)» и т.д. Иные ссылаются на свое
неотъемлемое право – оставаться
«безразличными», и на свою обязанность –
относиться терпимо ко всякому чужому верованию; иные же
отступают в сферу проблематического
«свободомыслия»… В известном смысле они
правы: верить можно только искренно и свободно, а свобода
требует веротерпимости; нельзя принудить человека к той
или иной вере; и никто не обязан рассказывать другим людям
вслух, во что именно и как именно он верит… Но видимое
«безразличие» и явное умолчание,
действительная скромность и насмешливая мистификация
– не освобождают человека от неизбежности
верить.Нельзя человеку не иметь определенной жизненной
цели и жизненной ценности, в которые он верит и которым он
служит.

Если бы удалось однажды пронизать все человеческие
сердца без исключения таинственным лучом света так, чтобы
у всех выступила и въяве обнаружилась главная ценность
жизни, составляющая предмет веры, то очень возможно, что
все мы просто ужаснулись бы… Потому что, вероятно,
оказалось бы, что большинство людей верит в нечто такое,
что не только не обещает им ни блага, ни спасения, но что
прямо ведет их к погибели. Люди живут и верят очень часто
в слепоте и беспомощности, и не знают, и не догадываются о
том, что человеку надлежит строить свою веру, а не
предоставлять ей расти наподобие полевой травы. И
вследствие этого люди очень часто верят, т.е. прилепляются
не только своим «правдоподобным» мнением, а
сердцем, волею и делами, служением и жертвенностью к таким
жизненным содержаниям, служить которым и идти на жертвы
ради которых поистине нет никакого смысла…

Вот ключ к современному духовному кризису, охватывающему
все человечество. И овладев этим ключом, и поняв, что
происходит в мире, мы не можем не подивиться тому, что
современному человечеству, в общем и целом, живется все
еще так хорошо и слишком хорошо по сравнению с теми бедами
и страданиями, которые могут возникнуть из этого кризиса.

Есть некий духовный закон, владеющий человеческой жизнью;
согласно этому закону, человек сам постепенно уподобляется
тому, во что он верит. Чем сильнее и цельнее его вера, тем
явственнее и убедительнее обнаруживается этот закон.

Так обстоит всегда. Если человек верит только в
чувственные наслаждения, принимая их за главнейшее в
жизни, их любя, им служа и предаваясь, то он сам
превращается постепенно в чувственное существо, в искателя
земных удовольствий, в наслаждающееся животное; и это
будет выражаться в его лице и в его походке, смотреть из
его глаз и управлять его поступками.

Однако тот же самый закон обнаруживается и на благих
путях, но с тем различием, что человек будет не
«верить», а «веровать», и это
придаст его вере особую силу и глубину.

Замечательно, что русский язык придает идее
«веры» два различных значения: одно связывает
веру с потребностью верить, а другое – со
способностью веровать.

Верят – все люди, сознательно или бессознательно,
злобно или добродушно, сильно или слабо. Веруют же –
далеко не все: ибо верование предполагает в человеке
способность прилепиться душою (сердцем и волею, и делами)
к тому, что действительно заслуживает веры, что дается
людям в духовном опыте, что открывает им некий «путь
ко спасению». В карты, в сны, в гадание, в
астрологические гороскопы – верят; но в Бога и во
все божественное – веруют. В суеверия
«верят», верят от страха и боятся от своей
веры; и чем больше боятся, тем сильнее верят, и обратно.
Но в то, что подлинно есть, – «веруют»,
и от этой верующей веры получают спокойствие и перестают
бояться.

«Верящие» люди чаще всего не имеют единого и
общего им всем духовного предмета, и потому их вера
разъединяет их, не создавая ни религии, ни церкви. Но
«верующие» люди имеют единый и общий им всем
духовный Предмет; они вступают в творческое единение с
Ним, а через это объединяются между собою: слагается
религия и церковь.

Если человек верует в Бога или хотя бы в
божественное начало, проявляющееся в земных явлениях и
обстояниях, то божественные содержания становятся для него
жизненным центром и в созерцаниях, и в поступках, чем-то
важнейшим и главнейшим, любимым, искомым, желанным и уже в
силу одного этого – всегда присутствующим в душе
обстоянием. Веровать в Бога значит стремиться к созерцанию
Его, молитвенно «медитировать» о Нем,
стремиться к осуществлению Его воли и Его закона; от этого
возрастает и усиливается божественный огонь в самом
человеке; он очищает его душу и насыщает его поступки. На
высших ступенях такой жизни возникает то живое и
таинственное единение между человеком и Богом, о котором
так вдохновенно и ясновидчески писал Макарий Великий,
характеризуя его как внутреннее «срастание»
или «срастворение», от которого душа
становится «вся – светом, вся – оком,
вся – радостью, вся – упоением, вся –
любовью, вся – милосердием, вся – благостью и
добротою»… Естественно, что от такого перерождения
души изменяется и внешний вид человека, о чем он сам может
и не знать, но что другим людям бывает трудно не
заметить.

Кто во что верует, тот тем и живет, и обратно: скажи мне,
чем ты живешь как самым важным для тебя, и я скажу тебе,
во что ты веришь или веруешь. Ибо человек есть не что
иное, как живая целокупность того, чем он живет и что он
осуществляет, и притом именно потому, что он это любит и в
это верит. Вот почему: «по плодам их узнаете
их» (Мф. 7: 16, 20).

Жить стоит только тем и верить стоит в то, за что стоит
бороться и умереть, ибо смерть есть истинный и высший
критерий для всех жизненных содержаний. Достаточно самому
применить этот критерий, со всей надлежащей серьезностью и
во всем его глубоком значении, и осветить им любое
жизненное содержание – и его верность и
убедительность раскроется перед очами.

Смерть ставит перед нами вопрос о самом главном, об
основах нашего земного существования, о личной жизни в ее
целом. Смерть есть та сила, которая обрывает поток
повседневных обстоятельств и впечатлений и выводит
человека из него; она ставит нас перед основным вопросом:
ради чего ты живешь? во что веришь? чему ты служишь? в чем
смысл твоей жизни? верен ли твой выбор, или ты до сих пор
даже и не удосужился выбрать что-нибудь? стоит ли жить
тем, чем ты живешь, и верить в то, во что ты веришь? если
стоит, то за это стоит бороться и умереть! Ибо то, что не
стоит смерти, то не стоит ни жизни, ни веры!

И еще каждый из нас должен спросить себя: способен
ли я, готов ли я умереть за то, во что я верю? Если да, то
моя вера сильна, глубока и действенна. А если нет, то сила
моей веры невелика, и, может быть, она невелика именно
потому, что прилепилась к нестоящему. Ибо поистине –
огонь веры усиливается от прикосновения к подлинно
священному и становится необоримым пламенем от единения с
подлинно божественным; этот огонь истинной веры, хотя и
живет в личной душе человека, но источником своим имеет не
только ее одну…

Человек не может жить без веры, но он может иметь веру
слабую и дурную, ибо далеко не всякое жизненное содержание
заслуживает веры. Человеку не дана возможность создать из
нелепости или из любого порока – религию и церковь.
Религия и церковь возможны только при наличности совсем
особых условий, а именно: глубокого и искреннего чувства и
сильной, творческой веры, а это дается только жизненно
здоровому духу; и далее необходимо такое содержание веры и
такой уровень ее, которые были бы свободны от
душеразрушительного влияния, от духовных ценностей и от
начатков внутреннего предательства.

Однако во всех случаях и на всех путях жизни человек живет
и умирает – или влача земные оковы своей веры, или
несомый ее духовными крыльями…

Источник