Глиняные сосуды с орнаментом

Разнообразие гончарных изделий, которые изготавливались на Руси, внушительно. Однако, чтобы почувствовать его, достаточно вспомнить основные русские национальные формы.

На Руси каждый сосуд «знал своё блюдо», ведь пища пропитывала стенки сосуда, отсюда и необычный аромат приготовленных в керамической посуде блюд. Периодически неглазурованную посуду дезинфицировали. Каждая хозяйка несколько раз в году прокаливала горшки в русской печи, поставив их на под вверх дном. А одних горшков в хозяйстве было с десяток. Это и горшок-кашник, и горшок-луковник, и горшок-братина, и горшок для щей.

Большие горшки с расширяющимися кверху стенками – кубаны – предназначались для солений, а пластичные кубари с крышкой – для крупы и топленого молока. Маленькие горшочки называли махотками. Интересно, что также называли и крынки с высокой шейкой. Под названием «корчага» на Руси бытовала большая группа крупных сосудов, очень похожих на горшок, но только без шейки.

В корчагах варили и хранили пиво, держали зерно, в корчагах-медяниках держали воду.

Назначение корчаги меняло её облик и название: так, в морянки собирали горячие угли, морили их. Морянки делали высокими, широкими внизу, сужающимися к горловине, на горячие угли плескали немного воды, потом закрывали горловину мокрой холстиной – угли гасли без дыма. Пивные корчаги, или пивняки, также делали высокими, но узкими у основания и плавно расширяющимися кверху, с широкой горловиной, оформленной узкими округлыми валиками. В нижней части пивняка, в нескольких сантиметрах от дна, делали небольшое отверстие для слива напитка, которое закрывалось деревянным штырём. Корчаги, в которые сливали готовый напиток, отверстий не имели, но зато обладали рыльцами, то есть носиками-сливами. Рыльце это могло быть широким, коротким или, наоборот, – длинным и узким, слегка загнутым кверху и торчащим в сторону.

Из изделий, имевших узко практическое значение, стоит отметить дымарь для окуривания пчёл.

В прямоугольных и круглых лотках готовили студень, в каравайницах с волнистыми гладкими стенками пекли сдобный белый хлеб – «помощник» и пироги со слоёной начинкой из лука и картошки. Горшки-ушатики с ручками служили для охлаждения молока в колодцах.

Особый интерес представляют сложные для изготовления на гончарном круге сосуды. Прежде всего, это квасники – сосуды для кислых щей, браги, пива, дрожжевых или фруктовых квасов.

Само название «квасник» появилось в Москве лишь в XIX веке, а самый ранний сосуд отмечен 1771 годом. Основной конструктивной частью квасника является его центральная часть, сделанная в виду полого «бублика», в середину которого помещался лёд для охлаждения содержимого квасника. Настоящие мастера крутили и до сих пор крутят «бублики» для квасников из одного куска глины. Среди сложных для изготовления сосудов также стоит отметить кухли – сосуды в виду бочонка, положенного на бок и с тонким носиком сверху, а также щанки (или двойняшки) – сдвоенные горшки с общей ручкой, в которых обычно носили обед в поле.

Из ритуальных предметов интересны небольшие горшочки для кутьи – рукоятки, используемые в течение 40 дней для поминальных обрядов, маленькая кадильница с ладаном – кацея, которая ставилась в головах покойника. Кадильницами также окуривали животных в первый день выгона скота.

В ритуальных кувшинах в день Спаса освящались зерна ржи, сберегаемые для посева, горох и яблоки. Применялись горшки и во время свадебного ритуала – они разбивались в знак целомудрия невесты.

Конечно, это далеко не полный перечень изделий, которые изготавливались в когда-то многочисленных на Руси гончарных артелях. Что-то нам, возможно, еще подарят этнографы, что-то археологи.

Ну и напоследок

К содержанию 57-го выпуска Кратких сообщений Института истории материальной культуры

ШНУРОВОЙ И ЗУБЧАТЫЙ ОРНАМЕНТЫ НЕОЛИТИЧЕСКОЙ КЕРАМИКИ КАРЕЛИИ

Керамика принадлежит к ряду важнейших археологических материалов и является предметом разносторонних исследований. Типологическое изучение сосудов по их форме, составу глины, характеру поливы, окраски, орнаменту, способу формовки ставит основной целью выделение особенностей материальной культуры древних племен, а также установление возраста археологических памятников. Изучение технологии древнего гончарного производства при помощи типологического подхода вряд ли может дать полноценные результаты. При помощи обычного осмотра и сопоставления различных серий керамических фрагментов можно с достоверностью отличить сосуд, сделанный ручным способом или на станке, реставрировать его по фрагментам, грубо определить состав глины и описать орнамент, отнести к типологической группе. Значительно больше трудностей возникает при таком подходе, когда требуется различать своеобразные способы формовки, технологию синтетического построения массы, типа и температуры обжига, приемы обработки поверхности тиснением, чернением и лощением, последовательность различных операций в производственном процессе, а также и хозяйственное назначение каждого типа сосудов в разных условиях жизни, у различных племен, способы варки пищи и т. д.

Немалый интерес представляют и сохранившиеся на поверхности сосудов всевозможные отпечатки: пальцев, формовочных инструментов, тканей, плетенок, штампов, печатей, растительного и животного волокна, зерен и т. п. Отпечатки хлебных зерен на керамических изделиях нередко служили для археологов документальным свидетельством существования определенного вида земледелия некоторых стоянок и целых областей. Однако изучение отпечатков на древних керамических изделиях носило случайный характер, производилось оно к тому же очень немногими археологами и без каких-либо методических предпосылок. Примером такого случайного исследования может служить статья А. С. Сидорова «О витье волокнистых веществ» 1, в которой автор пытался показать технику витья веревок по отпечаткам на керамике северо-востока Европы. Дело фактически свелось к весьма скупым описаниям двух типов витья (справа налево и слева направо), существовавших с неолитического времени.

Значительный интерес представляет работа М. В. Воеводского «К изучению гончарной техники первобытно-коммунистического общества на территории лесной зоны Европейской части РСФСР» 2. В работе, построенной на этнографическом и археологическом материале, древнее производство керамики рассмотрено всесторонне. Правильно освещены способы обработки поверхности, отмечено, например, что пучок травы, тряпка или кожа и зубчатый гладильник широко применялись в качестве инструментов. Удачно сделано автором сопоставление орнамента на сосудах с оттисками на пластилине зубчатых штампов, найденных на стоянках.

Следы на керамических изделиях представляют несомненно более обширный источник знаний, чем до сих пор было принято думать. Для использования его необходим функционально-аналитический подход к материалу.

Исследование многочисленных отпечатков — оттисков на древних глиняных сосудах позволяет нам изучить способы формовки, обработки поверхности сосудов и восстановить вид орудий, служивших для этой цели.

Необходимо указать, что применение микроскопического анализа к изучению отпечатков на изделиях из глины весьма ограничено. Относительно грубая, пористая структура керамики допускает небольшие увеличения, лежащие в пределах возможностей бинокулярной лупы. Лишь определение состава глиняной массы, когда ведется наблюдение по шлифам, требует более крупных увеличений. Когда дело касается исследования отпечатков или пустот, образовавшихся от животных или растительных волокон, возникает надобность и в бинокулярном микроскопе. Нередко, впрочем, такие оттиски бывают достаточно велики, хорошо выражены и при изучении их можно обойтись без применения оптики.

Изучение техники обработки поверхности и нанесения орнамента производилось нами на материалах различных эпох и областей.

[adsense]

Первая работа в этом направлении была проведена над фрагментами глиняной посуды из раскопанной Н. Н. Гуриной в 1949 г. неолитической стоянки Курмойла на Сямозере в Карелии. Это была типичная для севера Восточной Европы керамика с текстильным и ямочно-гребенчатым орнаментом, достаточно грубая по качеству и составу теста. Однако оттиски веревочного и зубчатого штампов на поверхности создавали впечатление нарядности. Орнамент, по сочетанию элементов — ямок, оттисков веревки, гребенки, — был разнообразен, и казалось, что здесь мы имеем дело с относительно сложной техникой украшения сосудов. Задача заключалась в выяснении конкретных технических средств, которыми был нанесен орнамент.

Наблюдение велось при помощи бинокулярной лупы (12,5 X 1,3). Затем были сделаны пластилиновые слепки с основных орнаментальных деталей, которые показали очень простые приемы работы веревочным и зубчатым штампами. На основе наблюдений и слепков было нетрудно воссоздать эти штампы и при их помощи воспроизвести аналогичные узоры на пластилине.

Наиболее простым штампом служил обрывок шнурка, толщиной в 3—4 мм, которым надавливали на наружную поверхность сосуда. Мы приводим изображение фрагмента сосуда с орнаментом из круглых ямок, выдавленных деревянной палочкой на венчике, а под ним горизонтальные оттиски двухпрядного шнурка в несколько рядов (рис. 52—1). Шнурок был свит из двух прядей растительного волокна движением пальцев слева направо. Скручен он сравнительно слабо, так как отпечатки витков не смыкались друг с другом (рис. 52—3).

Вторым типом шнурового штампа служил жгутик, сделанный из шнурка. Несколько плотнее скрученная прядь волокон была намотана на тот же шнурок, в результате чего получился жгутик с семью витками. Зажимая жгутик пальцами, гончар надавливал этим несложным штампом на сырую поверхность сосуда (рис. 52—8). Доказательством того, что шнурок не был намотан на палочку, а употреблялся в виде мягкого жгутика, может служить пластилиновый слепок с этого типа орнамента (рис. 52—6). По слепку можно видеть, во-первых, что крайние витки здесь плохо отпечатались, — а это может быть лишь в том случае, если ось штампа изогнута дугообразно; во-вторых, витки смялись и слегка разрознились от надавливания, чего не получилось бы, если бы шнурок был намотан на палочку.

Третьим типом веревочного штампа, имеющим ряд вариантов, является шнурок, намотанный на круглую в сечении палочку. Отпечатки витков, нанесенные таким штампом, располагаются в ряд в виде углублений, форма которых зависит от характера шнурка и способа намотки. В некоторых случаях на палочку наматывается слегка скрученная прядь волокон с малым или большим интервалом между витками. Если расстояния между витками значительны, то оттиски на сосуде иногда создают ложное впечатление следов от «корзинки» (рис. 53 — 2). Нередко оттиски этого типа сочетаются с рядами ямок. Штампы из туго скрученного в две пряди шнурка, с витками, тесно расположенными друг возле друга на палочке (рис. 53—3), дают оттиски более сложного рисунка, напоминающие орнамент, нанесенный «жгутиком», но более четкой и более правильной формы. Число витков, намотанных на палочку, бывает от 4 до 10. Этот тип штампа интересен тем, что при его помощи очень легко создать видимость оттиска грубой ткани путем равномерного надавливания штампом в ряд с таким расчетом, чтобы между каждым оттиском не оставалось интервала. Для сравнения приводим снимок «текстильной» фактуры от оттиска нашего веревочного штампа на пластилине (рис. 53 — 9). Весьма вероятно, что многие образцы неолитической керамики северо-востока Европы, на которых до сих пор археологи усматривали отпечатки тканей, носят на себе оттиски веревочного штампа, полученного указанным способом.

Таким образом, изучение веревочного орнамента на глиняных сосудах позволяет, помимо точного восстановления техники нанесения, дать некоторое освещение такому важному вопросу, как происхождение ткачества. Когда и как оно возникает на севере Европы? Ведь факт прядения ниток, витья шнуров и веревок, о котором мы с достоверностью говорим, еще не означает существования хотя бы даже зачатков ткацкого дела. Не следует ткачество смешивать с плетением, которое возникло очень рано, возможно еще в палеолите.

Простейшее веревочное производство вполне оправдывается на севере рыболовческим хозяйством, потребностью в сетях, в лесках для удочек и т. д. Но население этой области в эпоху неолита и даже позже продолжало в массе одеваться в звериные шкуры, в кожаные и плетеные изделия.

Заслуживает внимания и тот факт, что витье ниток, шнурков и веревок, если судить по оттискам исследованной керамики, производилось из волокна не животного, а, вероятнее, растительного происхождения. Отпечатки крупных волокон, прядей и витков показывают, что волокно не было упругим, витки легко сминались и сдвигались, принимали разрозненный вид. Такие признаки особенно характерны для растительных волокон, впитавших в себя влагу.

Нанесение на сосуды зубчатых орнаментов (ямочно-гребенчатого) было делом весьма элементарным, может быть более простым, чем украшение посуды при помощи шнурового штампа.

При беглом взгляде на ямочно-гребенчатую керамику кажется многое непонятным, так как инструменты (штампы) отражены здесь в негативной форме. Кроме того, некоторая симметрия расположения орнаментальных деталей на поверхности сосуда создает впечатление сложной работы. Но после того как с вдавленного орнамента были сняты пластилиновые слепки, очень четко выступила форма штампа, по крайней мере его рабочей части, которая для нас и имеет наибольшее значение. На некоторых примерах (рис. 54) можно видеть, что для получения зубчатых изображений не требуется даже костяного или каменного штампа, подобного тем, которые представлены в работе М. В. Воеводского. Кусочек дерева, щепка с легкими надпилами или надрезами по торцу (что может быть делом одной-двух минут) легко превращаются в штамп, дающий очень ясные и четкие оттиски на пластическом материале. Нет сомнения в том, что деревянные штампы применялись широко, но сохранились только каменные и костяные, по которым мы и составляем суждение о технике нанесения орнамента.

РЕКОНСТРУКЦИЯ ЗУБЧАТОГО ИНСТРУМЕНТА ДЛЯ ВЫГЛАЖИВАНИЯ ПОВЕРХНОСТЕЙ И НАНЕСЕНИЯ ОРНАМЕНТА НА СОСУДАХ ИЗ ИЛУРАТА И ОЛЬВИИ

Очень часто при изготовлении простых сосудов охотники и рыболовы неолита и гончары относительно развитых обществ, далеко ушедших вперед от неолитической стадии, производили обработку поверхности сосудов и наносили орнамент лишь одним инструментом. Гладильник в их руках служил одновременно и штампом, что при обычном наблюдении ускользает от внимания археолога, который считает, что в данном случае могли быть применены два или даже несколько инструментов.

Такие примеры весьма многочисленны. Мы ограничимся рассмотрением сначала наиболее простого случая, пользуясь керамикой из неолитического поселения, открытого Н. Н. Гуриной возле г. Нарвы в 1951 г. Здесь обнаружены фрагменты сосудов, покрытых частыми мелкими ямками с наружной стороны и изборожденные столь же частыми канавками с внутренней. Вначале кажется, что наружная поверхность несет следы грубой ткани или плетения. Но при внимательном изучении можно убедиться, что она просто «натыкана» пучком коротких прутиков, при помощи которых производилось выглаживание внутренней поверхности сосуда. Ширина следов-борозд и диаметр ямок (оттиск прутиков в торце) вполне совпадают, как совпадают и очертания всего пучка, форма которого здесь изображена под разными углами зрения. Пучок тонких прутиков был вполне годен в качестве гладилки или шпателя, представляя собой гибкий инструмент, очень удобный для обработки поверхности. При нажиме его рабочий конец слегка раздвигался в стороны и не продавливал мягких стенок сырого сосуда. Особенно целесообразно было его использование при обработке внутренней поверхности.

Более интересный пример применения зубчатого шпателя и в качестве штампа дают материалы из Ольвии, доставленные в лабораторию С. И. Капошиной из раскопок в 1951 г. Серо-буроватая поверхность сосудов была исчерчена тонкими параллельными бороздками около 1—1,5 мм ширины; расположены бороздки в известном порядке, это — следы выравнивания поверхности зубчатым инструментом (рис. 55 — 1).

Употребление зубчатого инструмента не было случайным. Шпатель с зубчатым краем имел свои преимущества: при выравнивании стенок сырая полужидкая масса глины на поверхности не захватывалась краем инструмента, а равномерно распределялась по поверхности, растекаясь между зубчиками. Здесь происходило то же, что можно наблюдать при работе пучком прутиков: прутики не снимают глину с сосуда, не скребут ее, а лишь перегоняют с места на место. Это особенно было существенно при ручной выделке глиняной посуды. Следовательно, работа зубчатым инструментом или пучком прутиков или растительных стеблей еще не была окончательной отделкой сосудов, а лишь завершающей стадией формовки, после которой могло последовать выглаживание и даже лощение. Последнее, очевидно, производилось после сушки.

Нередко глиняные изделия не подвергались выглаживанию и лощению. Они шли в сушку и на обжиг с такой исцарапанной поверхностью. В случае с сосудами из Ольвии зубчатый инструмент был использован и для нанесения орнамента. Им были сделаны оттиски зубчатым концом (торцом) по венчику и в других местах (рис. 55 — 5, 6). Оттиски наносились углом инструмента и всем зубчатым краем, но во всех случаях в глубине оттисков очень отчетливо видны следы зубчиков, форма и размеры которых были одинаковыми. Величина зубчиков соответствовала ширине бороздок на всей поверхности. Ширина рабочей части инструмента тоже могла быть определена по оттискам; в некоторых местах (рис. 55—2) она составляла около 20 мм. Судя по торцовым отпечаткам, толщина инструмента не превышала 1,5 мм.

Таким образом, зубчатый инструмент представлял собой небольшую пластинку, слегка желобчатую, на прямоугольном конце которой были нанесены в ряд легкие пропилы, образующие мелкие и очень низкие зубчики. Материалом для этого инструмента, повидимому, служила трубчатая кость животных или кусок раковины. Длина инструмента невелика, иначе им было бы трудно работать внутри сосудов. Параллельные горизонтальные бороздки видны на внешней и на внутренней поверхности сосудов, главным образом в верхней части, в горловине. Реконструкция инструмента, установленного по следам работы, по оттискам, изображена на рис. 55—7.

Описанный способ обработки поверхности глиняных сосудов по всей вероятности был широко распространен на юге СССР в первых веках до нашей эры. Аналогичные следы на керамике были обнаружены и среди материалов Илурата (Крым) на участке, раскопанном В. Ф. Гайдукевичем в 1951 г.

К содержанию 57-го выпуска Кратких сообщений Института истории материальной культуры