Паисий святогорец избранный сосуд читать

– Геронда, как можно сегодня жить в обществе правильно, по-христиански, не соблазняясь людьми, живущими вдали от Бога?

– А что соблазняться теми, кто не живет близ Бога? Если в семье из шестерых или восьмерых братьев и сестер одного или двоих увлек бы сатана, разве соблазняла бы такая их греховная жизнь остальных?

– Нет, они бы за них болели, потому что это братья.

– Ну вот, видишь, зло находится внутри нас. У нас нет любви, потому мы не чувствуем всех людей своими братьями и соблазняемся их греховной жизнью. Все мы – одна большая семья и братья между собою, потому что все люди – это дети Бога. Если же мы действительно осознаем то, что мы братья со всеми людьми, то нам будет больно за тех, кто живет во грехе. И тогда их греховная жизнь не соблазнит нас, но мы будем молиться за них.

Итак, если мы соблазняемся, то зло находится не вне, а внутри нас. Скажем самим себе, когда нас кто-то соблазняет: «А скольких соблазняешь ты? И во имя Божие ты не терпишь своего брата? А как тебя со всем тем, что ты творишь, терпит Бог?» Подумайте о Боге, о Пресвятой Богородице, об Ангелах, которые видят всех людей на земле. Они как бы находятся на балконе и, глядя вниз на площадь, видят всех людей, собранных там. Видят, что одни воруют, другие ругаются, третьи грешат плотски и так далее. Как же они их терпят? Они терпят все зло и грех мира, а мы не терпим нашего брата! Это же ужасно!

– Геронда, а что значат слова апостола Павла: «Бог наш огнь поядаяй ест» (Евр. 12:29)?

– Если в топку бросишь бумагу, мусор, разве они не сгорят? Вот также и в духовном человеке: все, чем ни бросает в него диавол, сгорает. «Огнь поядаяй»! Когда возгорится в человеке божественное пламя – сгорает все. Не прилипают уже скверные помыслы. То есть диавол не перестает кидать в него скверными помыслами, но человек духовный «огнь есть» и пожигает их. И потом диавол устает и прекращает [брань]. Потому и говорит апостол Павел: «Вся чиста чистым». У чистых все чисто, ничего нечистого нет. Чистых если и в болото бросить, они останутся чистыми, как солнечные лучи, которые, на что бы ни упали, остаются светлы и чисты.

Человек духовный от соприкосновения со святым изменяется в хорошем смысле этого слова, а от плотского человека не воспаляется. Он видит его, страдает за него, но сам не повреждается. Человек, находящийся в среднем духовном состоянии, от человека духовного изменяется к добру, от человека плотского тоже изменяется, но ко злу. Человек плотской святого не понимает и от человека плотского воспаляется. И, если бесноватый видит святого и убегает, то плотской человек идет ко святому, чтобы его искусить и соблазнить. Тот, кто дошел до состояния содомлян, соблазняется даже Ангелами (Быт. 19:1–5). Человек смиренный, будь он даже неопытен духовно, различает Ангела Божия от беса, имея духовную чистоту и будучи родственен Ангелу. А человек эгоистичный и плотской, мало того что легко прельщается лукавым диаволом, но еще и сам передает лукавство и возбуждает его в других своею плотяностью и заражает слабые души своими духовными микробами.

– Геронда, как достичь того состояния, в котором все видится чистым?

– Должно очиститься сердце, чтобы в нем почивала Благодать Божия. «Сердце чисто созижди во мне Боже» (Пс. 50:12), – не так ли говорится в псалме? Когда сердце мужское или женское очистится, в нем обитает Христос. И тогда люди не соблазняют и не соблазняются, но передают другим Благодать и благоговение. Человек внимательный и берегущий свою духовную чистоту, сберегает и божественную Благодать и не только видит все чистым, но и нечистое использует во благо. Даже нечистое превращается во что-то полезное на его добром духовном предприятии. Ненужные бумаги он перерабатывает в чистые салфетки, в клей, в тетради; обломки бронзы – в подсвечники и так далее. И наоборот: человек, принимающий лукавство и мыслящий лукаво, даже добро превращает во зло, как завод, изготовляющий боеприпасы – даже из золота он сделает пули и гильзы для снарядов, потому что так на этом заводе устроены станки.

Если кто-то начинает уступать греху, то он чернеет изнутри, мутнеют очи его души, и видит он мутно. Потом он [уже] загрязнен грехом, и грех спугивает его. Даже чистое он может увидеть нечистым. Есть люди, которые, к примеру, не могут поверить в то, что бывают юноши и девушки, живущие целомудренной, чистой жизнью. «Сегодня, – говорят они, – такое невозможно.» Несчастные настолько погрузились в грех, что видят все греховным. Те, кто водится с рогатыми рожами34, не могут и представить того, что есть другие, те, кто дружен с Ангелами Божиими. Но не надо требовать от свиней благоговения к лилиям. Ведь и Христос сказал: «Не пометайте бисер ваших пред свиниями да не поперут их» (cм. Мф.7:6) 35 («Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтоб они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас»). Поэтому тот, кто живет духовно, чисто, должен быть очень осторожен и никогда не допускать свободы в обращении с мирскими людьми, но и им не разрешать вмешиваться в духовное, чтобы не повредиться самому и не повредить их, потому что у мирских устав другой, канонарх36 другой, и святого мира от одеколона они отличить не могут.

– Могут ли, Геронда, внешние искушения помешать тому, кто хочет жить близ Христа?

– Нет. От Христа нас может отлучить только наша недуховная жизнь. Рогатая рожа этим и занимается – порождает соблазны и сеет злобу, воюет с людьми то жестоко, то лукаво.

Христос любит нас, и, когда мы живем согласно с Его волей, Он находится возле нас. Поэтому, когда вы видите, что рождаются соблазны, не страшитесь и не поддавайтесь панике. Если человек духовно не отнесется к тому, что происходит, он не будет иметь радости ни одного дня, потому что диавол будет бить его в больную точку и постоянно порождать соблазны, чтобы его расстроить – сегодня одним, завтра другим, послезавтра третьим

Будем, насколько возможно, внимательны и не подадим повода к тому, чтобы создавались соблазнительные для людей ситуации. Не откроем перед лукавым трещин, потому что души с поврежденным помыслом еще более повреждаются и потом ищут повода для того, чтобы оправдать себя. И в этом случае, с одной стороны, мы будем строить, а с другой – разрушать.

Однажды ко мне в каливу пришли несколько юношей, современных ребят. Мы с ними побеседовали. В тот же день мне надо было выезжать со Святой Горы. Они, узнав об этом, тоже собрались уезжать. На корабле они подошли ко мне и сели рядом. С большим интересом они задавали мне разные духовные вопросы. Однако некоторые наши попутчики расценили происходящее неправильно и глядели на нас с большим подозрением. Если бы я мог предвидеть то, что наша беседа будет понята неправильно, то я позаботился бы о том, чтобы принять надлежащие меры.

Мир лукав. Надо стараться не создавать соблазнов. Мы не несем ответственности за то, в чем не можем принять надлежащих мер, или за то, в чем мы неопытны. Но не будем ждать от Бога мзды, если мы создаем проблемы от невнимательности. Мзду мы получим тогда, когда мы внимательны, а проблемы создает враг. Например, кто-то говорит, что я в прелести. Сперва я посмотрю, в прелести я или нет. «Раз он так говорит, значит, он что-то увидел. Не мог он такого сказать ни с того ни с сего. Что-то он понял неправильно», – так размышляю я и стараюсь найти, что во мне может быть понято неправильно, чтобы это исправить. Если говорят, что я в прелести, что я колдун, – мне это на руку, потому что не будет собираться народ и моя жизнь станет по-монашески тихой. Но тот несчастный, который распустил слухи, будет в аду, потому что он делает зло Церкви. Разве не жаль [его]? И виноват буду я, потому что я был невнимателен. Например, некоторые миряне подходят поцеловать мне руку, и я их легонько стучу по голове. Кто-то увидит это и скажет: «Простой монах, а благословляет, он что – священник?» И он не будет виноват, это мне не надо так больше делать.

– Геронда, когда человек по невнимательности создает какой-то соблазн, то некоторые говорят: «Оставь ты его, он невменяем». Как к этому относиться?

– Невменяем тот, кто не может подумать, а не тот, кто невнимателен. Человек невнимательный разжигает костер и не думает о том, что там, где он его разжег, будет пожар. Когда такие люди разжигают костры и опаляют души других, мы должны молиться и вылить на огонь хотя бы ведро воды. А есть и другие люди, как вихрь: и благоговение у них есть, но с головой у них не все в порядке, и если они слышат что-то, с чем не согласны, то, не разбирая, правильно это или нет, разносят все по кочкам. Тогда нам надо деликатно притормозить их, а когда они остановятся, опять-таки деликатно подложить им под колесо какой-нибудь камень, потому что они могут покатиться назад и смести вместе с собою других.

Не верьте легко тому, что слышите, потому что некоторые говорят в ту меру, в какую понимают сами. Как-то раз пришел один человек к Хаджефенди37 и говорит ему: «Благослови, Хаджефенди. Там наверху сто змей сползлись!» – «Сто змей!? Откуда?» – удивился святой Арсений. «Э, сто не сто, но пятьдесят-то уж точно!» – «Пятьдесят змей?» – «Ну уж двадцать пять-то было!» – «Ты когда-нибудь слышал, чтобы двадцать пять змей вместе сползались?» – спрашивает святой. Тот ему потом говорит, что десять точно было. «Ладно тебе, – говорит ему святой, – неужто у них собрание там было, что сразу десять змей приползли? Кончай, быть такого не может!» – «Пять было», – не сдается тот. «Пять?» – «Ну ладно, две были». Потом святой его спрашивает: «Ты их видел?» – «Нет, – говорит, – но слышал, как они в ветках шипели: ш-ш-ш!» То есть, может быть, это вообще какая-нибудь ящерица была! Я из того, что слышу, никогда не делаю заключений без рассмотрения. Один может говорить что-то, чтобы осудить, другой говорит просто так, а третий с какой-то особой целью.

Как же любят некоторые создавать соблазны! В Конице были два друга, очень близких. По праздникам и по воскресеньям они не слонялись по городу, а приходили в монастырь, в Стомион38 и даже пели на клиросе, а потом поднимались на гору, на «Верблюдицу»39. Как-то раз один испорченный тип устроил им искушение. Подходит к одному из друзей и говорит: «А знаешь, что сказал про тебя твой приятель? То-то и то-то.» Потом идет он ко второму другу и говорит ему: «Знаешь ли, что сказал про тебя тот, с которым ты дружишь? То-то и то-то». Они оба тут же озверели и затеяли прямо в монастыре скандал. Между делом тот, кто запалил фитиль, улизнул, а они себе ругаются! Тот, что помладше, был вдобавок немножко нервный и начал оскорблять того, кто был постарше. Я думаю: «Что же делать? Гляди-ка, вражина что творит!» Иду я и говорю старшему: «Слушай, он ведь молодой да вдобавок и нервный немного, так что ты уж на него не обижайся, попроси у него прощения». – «Отче, – говорит он, – какое там прощение просить, не видишь что ли, как он меня оскорбляет? А я о том, в чем он меня обвиняет, впервые слышу». Тогда иду я к молодому и говорю ему. «Слушай, он и старше, и дело обстоит не так, как ты думаешь, пойди, попроси у него прощения». Тот взвился, начал кричать: «Мы и с тобой, отец, поругаемся!» – «Ну что же, – говорю, – давай, Пантелис, поругаемся, дай-ка я только маленько приготовлюсь». Сказал я так и ушел. За монастырем, метрах в четырехстах, у меня были заготовлены здоровенные жерди для садовой ограды. Пошел я туда, взял одну жердину метров в пять длиной и потащил ее в монастырь. Еле-еле тащил, чтобы заставить его засмеяться. Он услышал, что я что-то тащу, но догадаешься разве, что я хотел сделать? Затащил я ее во двор и остановился напротив входа в церковь. «Эй, – говорю, – Пантелис, кончай, а то поругаемся». Расхохотались оба, когда поняли, для чего мне нужна была эта жердь. Все! Треснул лед. Треснул диавол. «У вас голова, – говорю, – есть?! Что же вы такое творите?» И они опять стали друзьями.

– Наговор в тот же самый день произошел?

– Да, и ругались они очень нехорошо! Видишь, что делает диавол? Тот, третий, наверное, завидовал им, что они были так дружны, как братья. Наговорил одному на другого и убежал. Наговор – это очень гадко. Поэтому враг и называется диавол40. Он наговаривает, одному говорит одно, другому другое. И создает соблазны. А эти бедняги поверили и сцепились.

– Он это нарочно сделал?

– Да, чтобы их разлучить. Он, конечно же, сделал это «по любви», сиречь по зависти.

Когда мы видим что-то плохое, покроем его и не будем о нем распространяться. Неправильно, когда нравственные падения становятся известны [всем]. Предположим, что на дороге лежат нечистоты. Человек благоразумный, проходя мимо, возьмет и чем-нибудь их присыпет, чтобы они не вызывали у людей отвращения. Неразумный наоборот, вместо того чтобы накрыть, расковыряет их и только усилит зловоние. Так и мы, без рассуждения предавая огласке грехи других, вызываем еще большее зло.

Евангельское изречение «повеждь Церкви» (Мф. 18:17) не означает, что всё должно становиться известным, потому что сегодня Церковь – это не всё. Церковь – это верующие, живущие так, как хочет Христос, а не те, кто воюет против Церкви. В первые годы христианства, когда исповедь совершалась перед всеми членами Церкви, слова Господа «повеждь Церкви» имели буквальный смысл. В наше же время, когда стало редкостью, чтобы вся семья исповедовалась у одного духовника, не дадим врагу запутать нас этим «повеждь Церкви». Потому что, предавая огласке какое-нибудь, к примеру, нравственное прегрешение, мы оповещаем о нем враждующих с Церковью и даем им повод начать против нее войну. И таким образом в слабых душах колеблется вера.

Если какая-то мать имеет дочь блудницу, то она не поносит и не уничижает ее перед другими, но делает все возможное для того, чтобы восстановить ее имя. Она продаст все до последнего, она возьмет дочь и уедет в другой город, постарается выдать ее замуж и таким образом исправить ее прежнюю жизнь. Точно таким же образом действует и Церковь. Добрый Бог с любовью терпит нас и никого не выставляет на посмешище, хотя Ему, Сердцеведцу, известно наше окаянство. И святые никогда не оскорбляли грешного человека перед [всем] миром, но с любовью, духовной тонкостью и таинственным образом помогали исправлению зла. А мы сами, будучи грешниками, поступаем наоборот – как лицемеры. Мы должны быть внимательны, чтобы не становиться легкими жертвами недоразумений и не считать злом того, что делают другие.

– Геронда, вы коснулись обнародования нравственных прегрешений. А нужно ли оповещать других о грехах или нездоровых состояниях иного характера?

– Смотри: с некоторыми своими знакомыми я так поступаю. Например, я вижу, как кто-то бесчинствует и соблазняет других. Я советую ему исправиться: один раз, пять, десять, двадцать, тридцать, но он не исправляется. Однако после многократных напоминаний он не имеет права продолжать бесчинствовать, потому что увлекаются и другие и подражают ему. Видишь ли, люди способны легко подражать злому, но не доброму. И поэтому наступает время, когда я вынужден сказать об этом другим, видящим это бесчинство, чтобы предохранить их.

Иными словами, когда я говорю: «То, что делает такой-то, мне не нравится», я говорю это не ради осуждения, потому что я уже пятьсот раз ему самому об этом сказал, но потому, что другие, видящие его слабость, попадают под воздействие, подражают ему и вдобавок говорят: «Раз Старец Паисий ничего ему не говорит, значит, в его поведении нет ничего страшного». И, если я не выскажу своего помысла, что мне это не нравится, то создастся впечатление, что я это благословляю, что мне тоже это нравится. И таким образом разрушается целое, потому что кто-то может решить, что тактика бесчинствующего правильна, и начать применять ее сам. А что из этого выйдет? И думают, между прочим, что я ему не говорил, потому что не знают, как он меня измучил за все это время. А еще и диавол тут как тут и говорит: «Ничего страшного, что ты это делаешь. Видишь, и другой делает то же самое, и Старец Паисий ему ничего не говорит». Поэтому, когда я вижу, что кто-то продолжает жить по своему типикону41, бесчинствовать, тогда как я советовал ему исправиться, то в разговоре с тем, кто знает этого человека, говорю: «То, что делает такой-то, мне не нравится», чтобы уберечь его от повреждения. Это не осуждение, не надо путать разные вещи. А потом приходят некоторые и начинают упрекать: «Ты зачем об этом рассказал другому? Это ведь был секрет». – «Какой еще, – говорю, – секрет? Я тебе тысячу раз говорил, а ты не исправился. Ты не имеешь права портить других, полагающих, что я согласен с тем, что ты творишь!» Еще не хватало мне молчать, а он будет портить других! Особенно когда приходит ребенок из знакомой мне семьи, и я вижу, что своим поведением он разрушает семью, я говорю ему: «Слушай, если ты не исправишься, то я скажу об этом твоей матери. Никто тебе не давал права приходить ко мне, все это рассказывать, а потом продолжать дуть в свою дуду. Я скажу твоей матери для того, чтобы сберечь вашу семью». Если у него есть покаяние, тогда дело другое. Но если он продолжает свою тактику, то я должен сказать об этом его матери, потому что несу за это ответственность.