Шикса это сосуд греха

У нас появилась проблема – шикса. На протяжении тысячелетий евреи и еврейки относились к женщинам-нееврейкам как к Сиренам из греческой мифологии, полуптицам, полуженщинам – красивым, обольстительным созданиям, способным пригнать корабль общины к берегам ассимиляции. Однако в отличие от мифических Сирен, нееврейки – простые люди, живущие и работающие среди нас. Наша проблема заключается не в их существовании, а в нашем отношении к ним.

Когда моя жена Лора, впервые подошла к микве пару лет назад, чтобы совершить обряд омовения, на пальцах ее ног остался лак для ногтей. По дороге домой мы шутили, что она всю жизнь ходит грязными с “пальчиками шиксы”. Но так или иначе, все женщины, которые обращаются в другую веру, проходят по жизни с грязными пальцами, так как для многих евреев женщина-нееврейка никогда не станет другой, даже если она изменила веру. Несмотря на утверждения древних раввинов, что к новообращенным следует относиться так, как будто они всегда были евреями, для большинства новообращенная женщина навсегда будет носить на себе клеймо шиксы. К моему удивлению, это клеймо шиксы довольно сильно. Я перестал шутить по поводу пальчиков жены, когда обнаружил, что слово “шикса” на идише обозначает нечто, вызывающее отвращение, которое произошло от библейского слова “шакаиц” (shakaytz), означающего “питать отвращение к нечистому”. Женский вариант более распространен, чем мужской, “шайгец”, но эта однобокость только усиливает значение дискриминации женщин.

Журналистка из Амхерста, штат Массачусетс, Кристин Бенвенуто заявляет что этот термин широко употребляется как едкое слово. В своей новой книге “Шикса: женщина-нееврейка в еврейском мире” (St. Martin’s Press), Бенвенуто опровергает миф о женщине-хищнице, которая разгуливала по улицам, соблазняя беспомощных еврейских мужчин. С библейских времен до наших дней нееврейские женщины и новообращенные иудейки были в центре нашей общины, несмотря на то что их всегда подозревали в “краже еврейских мужчин с целью ослабить еврейский род”. Как отмечает Бенвенуто, четверых из двенадцати сыновей Израилевых (Дан, Нафтали, Ашер и Гад) родили Иакову его любовницы-нееврейки Билха и Зелфа. (Бенвенуто выросла в католической семье в Бруклине, где подавляющее большинство населения составляют евреи, и приняла иудаизм, выйдя замуж за еврея.)

Одна из таких современных матерей еврейского народа – Эми Ааланд, исполнительный директор Центра еврейской жизни имени Джозефа Слифки при Йельском университете. Принявшая иудаизм в 90-х годах, она не только произвела на свет трех еврейских сыновей, но также стала “суррогатной матерью” для тысяч еврейских студентов, которые посещают ее клуб. Из-за своих длинных светлых волос Ааланд часто слышит слова: “Вы не похожи на еврейку”. Она говорит, что почти никогда не слышала слова “шикса”, однако время от времени ее коллеги напоминают, что она – чужак. Каждый раз, когда произносят ее имя на иврите, все вспоминают, что она “бат Авраам ве Сара”, то есть символический, а не биологический член еврейской общины.

В интервью изданию Forward Бенвенуто отметила, что кроме “евреев по выбору” есть много женщин и мужчин, которые решили не принимать иудаизм, тем не менее участвуют в жизни еврейской общины от имени своих мужей, детей. Билха, Зелфа, Рахель, Руфь и огромное число современных женщин, принявших еврейскую веру, таких как Ааланд, Бенвенуто или моя жена, живут в центре еврейской жизни. Пока мы отворачиваемся и изолируем себя от этих любящих матерей, жен, дочерей, учителей и студенток, считая их “шиксам” и относясь к ним соответствующим образом, мы стреляем себе в самые яички, как сказала писательница Мэгги О’Фаррелл.

В своем бестселлере “После вашей смерти” (2000) О’Фаррелл говорит об отношениях между женщиной-нееврейкой и мужчиной-евреем, чей отец был против их брака. Повествование идет от имени Элис, главной героини. Хотя у Элис есть и другие заботы кроме антипатии ее свекра, О’Фаррелл рассматривает в своей книге именно эту проблему, так как ее поражает тот факт, что межрелигиозные браки могут представлять проблему для современных, логически рассуждающих людей. Эту точку зрения разделяет Бонита, нееврейская подруга еврейской знаменитости, которая просит не называть своего настоящего имени. Пытаясь примириться со своим чувством исключительности, Бонита говорит, что постоянная скрытая тенденция намекать на изоляцию наталкивает на мысль, что ее новая община говорит: “Мы – команда, а ты вне ее”. Каким-то странным способом именно эта видимость команды привлекает ее и многих других евреев в иудаизме: не исключающий аспект, а поддержка, связанная крепкими узами община и возможность войти в ее жизнь.

Слово “шикса” так часто употребляют в шутку, что мы забываем его ужасное, дискриминирующее, расистское значение. Если с дискриминацией можно смириться, то с расизмом невозможно, в этом случае “шикса” более приемлемое слово, чем оскорбительное слово “шварце”. Большинство людей, употребляющих слово “шикса”, аргументируют свой выбор тем, что оно является распространенным в языке средством обозначения нееврейки и не рассматривается как оскорбление. Но, каковы бы ни были их намерения, это грубое слово и отражает умонастроение, которое ставит в неловкое положение нам как общину.

Бонита, О’Фаррелл и моя жена согласны с утверждением Ааланд, что очень трудно “принять веру, которая говорит, что (еврейство) заложено в генах”. Все трое, тем не менее, заявляют, что счастливы, выйдя замуж за еврея и того же желают своим дочерям. Никто из них, однако, не готов согласиться с предубеждениями, заложенными в расистской и дискриминационной терминологии, и мы, как евреи, так не должны этого делать. Мы, представители народа, измученного преследованиями, который огромное количество времени потратил на обдумывание своего поведения, слишком мало думаем о том, как мы сами относимся к женщинам-нееврейкам или бывшим нееврейкам, находящихся среди нас. Так давайте избавимся от этого языка предрассудков.
Дэн Фридман
Перевод Натальи Роор для sem40

Пусть наши мечты не всегда сбываются,

но они хотя бы скрашивают наш унылый  путь на кладбище.

            Между собой бабушку мы называем доктором Геббельсом. Только не подумайте, что я намекаю на ее причастность к “окончательному решению еврейского вопроса”. Свое нелестное прозвище она заслужила за свою, так сказать, нетолерантность к гоям (инородцам). Бабушкины несколько радикальные  взгляды по отношению к представителям славянских народов, окружавших ее на протяжении всей ее жизни до самого отъезда в Израиль в 1990 году, сформировалось еще в первой половине 20 века. Причин тому было немало – это и череда погромов еще в царской России (явление настолько обыденное, что русское слово “погром” прочно укоренилось в большинстве европейских языков и даже в иврите), и неоценимая помощь украинских полицаев  в решении еврейского вопроса в годы войны, и сталинские репрессии против уцелевшей в Катастрофе еврейской интеллигенции. Как вы понимаете, список этим не ограничивался.

Бабушка никоим образом не пыталась вредить гоям, а даже совсем наоборот, будучи врачом-педиатром, не единожды со свойственной ей преданностью делу спасала их маленьких оболтусов, по ошибке нахлебавшихся домашнего самогона. Что, впрочем, не мешало ей отвергать даже саму мысль о том,  чтобы  изрядно разбавленная алкоголем казацкая кровь, да еще с немалой примесью следов татаро-монгольского ига, примешалась к нашей чистокровной породе. Уж лучше умереть бездетным и в одиночестве, чем жениться на гойке. Похоже, ее молитвы были услышаны. Во всяком случае, смешанных браков в нашей семье не наблюдалось. Так что носить траур по еще живущим потомкам ей не пришлось. А вот скорбеть по отпрыскам других известных ей еврейских фамилий, осмелившихся нарушить табу, она считала своим долгом. Скандальные новости об этом разносились в кругу семьи шепотом с драматическими интонациями, покачиванием головы и непременным цоканьем языка. Языком же рассказа, как правило, выбирался идиш, недоступный детям, дабы у них не возникали какие-либо фантазии на эту тему.

В нашу бытность в Советском Союзе с бабушкой случался сердечный приступ каждый раз, когда она краем уха слышала, что я шляюсь где-то с какой-то голубоглазой блондинкой. Когда мне исполнилось 16, и я стал частенько возвращаться домой после девяти, бабушка заставила моих родителей собрать вещи.

– Хватит, едем в Израиль, – объявила она. – Не для того я растила вашего сына, чтоб он тут обрюхатил какую-нибудь гойку из семьи пролетариев-алкоголиков, а потом еще и женился на ней.

К полному бабушкиному удивлению переезд в Израиль не избавил ее от этой проблемы, а скорее даже усугубил ее. Оказалось, что количество гоев, “сомнительных” евреев и полуевреев, по Галлахе евреями не считавшимися, в составе последней волны репатриации не уступало количеству евреев чистопородных. Хуже того, если в СССР вычислить подлинного еврея было несложно, так как любой, имевший возможность предъявить дедушку сомнительных славянских корней, не моргнув глазом, заявлял, что он чистокровный русский, ведущий свое происхождение из рода Романовых, то в Израиле все усложнилось и изменилось с точностью до наоборот – теперь любой обладатель сомнительного еврейского дедушки смело утверждал, что ведет свою родословную от самого царя Давида. Бабушка не собиралась сдаваться и продолжала охранять покой семьи. Любая девушка, которую я приводил в дом, тут же подвергалась перекрестному допросу.

– Откуда ты? Что, и там тоже были евреи? А какая у вас фамилия? Всегда была такая или вы ее поменяли? А что это у тебя за имя? У вас было принято давать такие имена среди евреев? Чем занимаются твои родители? С каких пор это стало еврейским занятием? А сколько из вашей семье погибло во время Катастрофы? А почему так мало? Интересно, а почему у тебя такие светлые волосы? Это от природы  или ты красишь? И почему это еврейская девушка должна ходить со светлыми волосами? Ты не думала перекраситься в темный?

– Не для того мы тебя везли в Израиль , чтоб ты тут нам женился на гойке, – не уставала напутствовать меня бабушка.

Шли годы. Бабушка не молодела, но хватку ослаблять не собиралась. К тому же у нее было еще несколько внуков помладше, не меньше меня нуждавшихся в опеке. Еще одной опасностью, поджидавшей их на земле обетованной, были “франкуши”[2] или “арабки Моисеевой веры”, как называла их бабушка. Когда же один из внуков, несмотря на все наставления, решил жениться на девушке, чьи предки приехали из Марокко, бабушка столкнулась с настоящим когнитивным диссонансом. Ей удалось справиться с ним, разрешив брак на основании того, что речь идет о “белой марокканке”. Оказалось, что для бабушки есть и такие. Ничего не попишешь – бабушка постарела. Случись такое лет 10 назад, и семидневного траура по внуку было бы не избежать.

Моей тогда еще будущей жене довелось познакомиться с бабушкой, когда той уже стукнуло 80. Годы взяли свое, и  инквизиция уже была не столь ревностной.

– Как ты сказала ваша фамилия? Левина? Ну что ж, фамилия чисто еврейская. А Маша это ведь Мария, не так ли? А почему это родители назвали тебя Марией? Они что, приняли христианство? Ах, это в честь прабабушки Малки? Тогда ладно.

По иронии бабушку тоже звали Марией – русский вариант ее настоящего имени Мириам. Еще большая ирония состоит в том, что мать Иисуса тоже звали Мириам, а совсем не Марией.

Время шло неумолимо. За нашей свадьбой последовали покупка машины, дома и рождение детей. Живот рос, а волосы редели. Карьерные успехи на ниве бухгалтерского дела со временем позволили мне занять не последнюю должность в одном из госучреждений. И хотя шикса из бабушкиных кошмаров продолжала будоражить мои мысли,  со временем рутина взяла свое,  и я постепенно смирился с однообразием жизни – факт, который несомненно помогает прожить ее остаток.  До тех пор, пока…

В один из самых обычных дней мне позвонили из агентства трудоустройства. До сих пор  не имею понятия, откуда у них взялся мой номер телефона. Я уже лет 10 как состою на госслужбе. Мне хорошо и спокойно. Зарплата как у судьи Окружного  Суда, и при этом никакой неопределенности. Когда меня спросили, не хочу ли я продолжить карьеру в Москве, первая мысль была, что это розыгрыш. Я решил не портить его и смеха ради попросил в качестве зарплаты 20,000 долларов в месяц. Их это не смутило. Дело в том, что российский бизнес составлял две трети  оборота материнской компании, акции которой котировались на Тель-авивской бирже, и поэтому она остро нуждалась в заместителе директора по связям с госорганами – выходце из этих самых органов, что помогло бы компании усмирить особо ретивых представителей надзорных структур в Израиле. В общем, процесс пошел гораздо быстрее, чем я ожидал.  Телефонный разговор о карьере в Москве, еще совсем недавно казавшийся мне сюрреалистическим, стал приобретать все более реальные очертания. После десятка собеседований пришло время встретиться с владельцем контрольного пакета акций, а заодно и председателем совета директоров израильской компании, которая в свою очередь владела московской фирмой.

Передо мной сидел солидный ортодоксальный еврей, добившийся всего своими руками. Профессиональные вопросы были уже много раз обговорены с юристами компании на предыдущих собеседованиях. На этой же встрече мой собеседник просто хотел убедиться, что мы с ним сможем поладить. Несмотря на культурную пропасть между нами и плохо скрываемую моим интервьюером неприязнь к органам, которые, по его словам, совершают над ним “богохульство”, атмосфера во время разговора была более чем позитивной. Под конец он спросил о моем семейном положении. Уточнил, хороший ли я семьянин.

–  Мастеру, который хвалит сам себя, не велика цена, – ответил я в его же духе. – Вам придется поинтересоваться у моей жены.

– Я не просто так спрашиваю, – не успокаивался магнат. – Многим моим работникам, которых я отправил туда, вскружила голову обманчивая красота московских гоек. Они начали с ними встречаться, ложиться в постель,  прости господи,  а некоторые даже женились и родили гойских детей. Да что там говорить, сплошной разврат! Стыд и позор! Тьфу…, – закончил он свою тираду, проверяя мою реакцию.

В моей голове промелькнула картина древнеримской оргии, где я в образе Юлия Цезаря обернут в тогу, а вокруг меня стелятся славянские наложницы, едва прикрытые одеждой.

– Это ужасно, – не колеблясь, высказался я по теме.

– Ну как прошло? – спросила меня жена.

– Мне понравился его подход. Похоже, что он человек рассудительный. Расспрашивал меня о семье. Сказал, что дети смогут получить там еврейское образование.

В ту же ночь во сне ко мне пришла она – та самая запретная шикса. Это была молодая умопомрачительная блондинка с шикарной фигурой. Представьте, я сижу себе в своем московском офисе и пролистываю “Протоколы сионских мудрецов”. Она подходит ко мне. На ней меховая шуба и ушанка.

– Привет, мой маленький жиденыш,- говорит она, сбрасывая с себя шубу, под которой, оказывается, скрывался казацкий мундир.- Я хочу воздать тебе за все, что твой народ перетерпел от моего.

После этого она выхватывает плетку из сапога.

– Может  быть, ты даже получишь компенсацию за погромы, – шепчет она мне в ухо, облизывая его языком.

– А может, мой прадедушка изнасиловал твою прабабушку, и мне придется сейчас даже расплатиться за наши родственные узы, мой грязный жидовский проказник.

Ее рука плавно скользит по моему объемному животу в сторону пуговиц на брюках.

Назавтра я отправился подписывать контракт. Но так и не подписал. В последний момент я сдрейфил. Оказалось, что в контракте, несмотря на жалование, вдвое выше моего нынешнего, не было ни слова о социальном пакете – ни об отчислениях в пенсионный фонд, ни о выплатах в фонд повышения квалификации, ни о подарочных купонах к праздникам, ни о ежегодном субсидированном отдыхе на Красном море, ни даже о билетах со скидкой в местный зоопарк. Увидев это, я сказал себе, что вопрос шиксы я, приложив некоторые усилия, как-нибудь решу и в наших палестинах, а вот чем заменить пенсионные отчисления?

Ведь к пенсии нужно готовиться заранее, чтобы затем прожить ее достойно. Ну с тем условием конечно, что удастся до нее дожить.

А пока грезы о запретной шиксе будут скрашивать однообразие моего жизненного пути до старости. Ну и дальше, если повезет.

[1]  Шикса или гойка – женщина  не еврейского происхождения.

[2] Презрительное прозвище сефардских евреек.

Автор (иврит): Игорь Ивницкий

Перевод на русский: Марат Слезберг