Сосуд из частых курганов
Археология | Судьба этой находки удивительна. И за время, что отделяет нас от даты её обнаружения, её история поросла огромным количеством домыслов и мнений о том, кому она принадлежала, что на ней изображено и почему. Речь идёт о серебряном сосуде из Частых курганов
Валерий Березуцкий,
кандидат исторических наук,
доцент Воронежского государственного педагогического университета Частые курганы насчитывали в начале XX века около 40 насыпей. Они заинтересовали членов Воронежской ученой архивной комиссии (ВУАК), и в 1910 году начинаются их раскопки, которые продолжались с перерывами до 1915 года. За четыре года поисковики исследовали тринадцать курганов, а интересующая нас находка была обнаружена в 1911 году в кургане 3. Исследованиями этого кургана занимались члены ВУАК С.Е. Зверев, А.И. Мартинович и В.Я Языков. Люди разные, но объединенные стремлением узнать тайну курганов, что возвышались на окраине города. Стефан Зверев – священник, Александр Мартинович – доктор медицины, Владимир Языков – полковник, офицер-воспитатель Воронежского Михайловского кадетского корпуса.
Для раскопок привлекались в качестве добровольцев рабочие, школьники.
И вот 8 ноября 1911 года среди многочисленного погребального инвентаря у изголовья нашли раздавленный обвалившейся в могилу землей серебряный сосуд. Так началась история уникальной находки. Кто бы мог тогда предположить, что находка окажется вовсе не в музее, а в руках… императора Николая II.
Для раскопок курганов ВУАК нужно было получить специальное разрешение – Открытый лист. Это название документа на право археологических разведок и раскопок сохранилось до настоящего времени. Только сегодня его выдает Министерство культуры РФ, а тогда – Императорская Археологическая Комиссия, которой руководил граф А.А. Бобринский. По существовавшим правилам все находки должны были быть переданы этой комиссии вместе с чертежами. Председателю ВУАК в 1911 году графу П.Н.
Апраксину пришла мысль, которую, вероятно, поддерживали и тогдашние члены архивной комиссии: передать серебряный сосуд, а вместе с ним и предметы, найденные в ходе раскопок Частых курганов императору. П.Н.
Апраксин и организовал преподнесение царю делегацией ВУАК найденных предметов. Этот поступок был явным нарушением существующих правил и грозил скандалом с Императорской Археологической Комиссией.
Зачем же члены ВУАК пошли на этот странный шаг? Воронежский областной музей нуждался в постоянном и просторном помещении. Музей никак не мог «зацепиться» за постоянное место и кочевал по Воронежу, как неприкаянный путник. Нужно было ускорить положительное решение по ходатайству о постоянном месте расположения музея. Преподнесение императору серебряного сосуда и других предметов из Частых курганов были своего рода «научной взяткой».
Николай II дар воронежских археологов принял. Предметы из кургана после вручения их царю некоторое время находились в летней резиденции императорской фамилии в Крыму – в Ливадийском дворце. Затем их передали в Императорскую Археологическую Комиссию, в Эрмитаж.
Серебряный сосуд долго находился в смятом состоянии, пока его не реконструировал знаменитый советский антрополог М.М. Герасимов.
Впервые научное освещение воронежский серебряный сосуд получил в 1913 году, когда известный ученый, историк и археолог М.И.Ростовцев выступил на Лондонском международном конгрессе историков с докладом на тему «Воронежский серебряный сосуд». Михаил Иванович впервые дал подробную характеристику сосуду и отметил, что на нем изображены «сценки из жизни местных скифов». Гениальный вывод исследователя заключался вовсе не в этом, явно напрашивающемся выводе, а в том, что подобные сосуды, по его заключению, и м е л и н е «житейское, а культовое назначение».
Иначе говоря, эти предметы использовались в религиозных целях, и к ним относились не как к бытовым вещам, а как особым, почитаемым предметам, отражающим религиозные, мифологические взгляды. В послевоенное время археологи, обращавшиеся к изображениям на сосудах из скифских курганов, продолжали объяснять их в духе М.И. Ростовцева – «сценки из жизни скифов» или жизни самого скифского царя. Внешне все так и выглядит. Вот скифы беседуют о чем-то, вот скиф перевязывает раненую ногу, натягивает тетиву на лук…
В 50-60-е годы прошлого века известные археологи Борис Граков и Михаил Артамонов пришли к иному истолкованию изображений: по их мнению, это иллюстрации, картинки из скифских мифов. Или героический эпос (древнегреческое слово «эпос» переводится как «повествование», «стих») – иллюстрированные рассказы о героическом прошлом и его героях. Однако воспроизвести скифские мифы только по сценкам на сосудах было невозможно, на что и сетовали ученые. Казалось, что изучение вопроса зашло в тупик.
Новый подход с истолкованию «сценок из жизни скифов» и предложил Дмитрий Раевский. Когда он впервые сделал доклад на эту тему, изложив свои новые подходы, то в зале наступила недоуменная тишина… Но через несколько лет выводы исследователя уже считались как сами собой разумеющиеся и были поддержаны специалистами.
Д.С. Раевский исходил из следующей посылки: «сценки из жизни скифов» находятся на предметах явно культового назначения, о чем писал еще М.И. Ростовцев. А значит, бытовые сюжеты, вроде перевязывания травмированной ноги, неуместны на них. А вот далее исследователь пошел, что называется, по непроторенному пути – он попытался выявить характерные черты мировоззрения, имевшего место в древних обществах, и посмотреть, как оно могло повлиять на искусство скифского общества.
Человек, не владеющий историческими знаниями и пытающийся оценить события прошлого, неминуемо попадает в область фантазий и иллюзий. Почему? Чаще всего потому, что он мерит свои поступки и поступки человека далекого прошлого одними категориями. И не понимает, что хотя человек всегда был человеком с тех пор, когда появился на земле, но жил-то он в разное время. А время откладывает свой «знак», ставит свою «печать» на образ жизни людей, их традиции и нравы, мораль и образ поведения, на представления об устройстве мира. Если мы будем «со своей колокольни», то есть с позиции нашего времени, оценивать, к примеру, поступки людей, живших на Руси в XVI в., то ничего не поймем. Потому что для того, чтобы понять, надо знать условия жизни людей той поры, их взгляды на окружающий мир, как они (а не мы) понимали свое место в нем.
Так вот, Д.С. Раевский и пошел по пути оценки «сценок из жизни скифов», сообразуясь не с современными понятиями, а понятиями людей того времени, когда эти «сценки» создавались. Для реконструкции смысла изображений на сосудах со «сценками» Д.С. Раевский использовал сведения античных историков, в первую очередь Геродота, много писавшего о скифах. А еще изобразительными памятниками со «сценками», параллелями из более древних письменных документов, чем время скифов.
У Геродота в его «Истории» приводится скифский миф в том варианте, который пересказывали сами кочевники, а также вариант, пересказанный греками, которые «подстроили» скифский миф под свои представления.
Его тоже приводит Геродот. Здесь – главный герой, конечно, Геракл. Геракл волею случая оказался в стране, которую теперь занимают скифы. Там он совершил свой очередной подвиг – сожительствовал с ехидной – полудевой, полузмеей. Прощаясь, Геракл наказал, что нужно будет ей сделать, когда родятся сыновья: необходимо было учинить им испытание. Кто натянет тетиву на лук, тому и следует отдать царство. Родились три сына – старший Агафирс, средний Гелон и младший Скиф. Только Скифу удалось натянуть тетиву на лук, и он получил царство. Остальных братьев изгнали из страны.
Теперь посмотрим на сосуд из Частых курганов. По кругу расположены три парные сцены. До Д.С.Раевского ничего общего в этих трех сценах исследователи не находили. Между тем, в них есть общий персонаж! Это длинноволосый бородатый скиф в одной сцене протягивает руку с двумя загнутыми пальцами, показывая число «три», к стоящему на коленях спиной к нему скифу. В другой – убеждает в чем-то своего собеседника, держа в руках плетку. В третьей – передает лук скифу, имея при себе другой лук! При этом скиф этот молодой, о чем свидетельствует отсутствие бороды. Во всех трех сценах единообразен орнамент на одежде «бородача», орнамент на горите (чехол для лука и стрел). Одинакова прическа с одной отдельной и двумя сливающимися прядями.
Выходит, что Геракл на сосуде изображен после испытания сыновей, последовательно ведущим разговор с каждым. Первого, не сумевшего натянуть отцовский лук, он изгоняет из страны: собеседник Геракла представлен здесь с двумя копьями. Так изображались воины, отправляющиеся в дальний поход. Старший сын обернулся и слушает слова отца, который показывает ему число три, указывая на тройное деление страны или напоминая о том, что испытанию подвергались все три брата.
В другой сцене Геракл беседует со вторым сыном, тоже не выдержавшем испытания, убеждает отказаться от притязаний на скифскую землю. На следующей сцене Геракл передает свой второй лук младшему, безбородому скифу (по Геродоту, Геракл носил два лука, один из которых и был испытательным для сыновей). Испытание производит не богиня-мать, как у Геродота, а сам Геракл.
Этому расхождению имеются объяснения. Для скифов того времени, к которому относится рассматриваемый сосуд, при господстве у них обычая наследования царской власти «прочно по мужской линии», естественно, большее внимание обращено к образу божественного мужского предка их царей. Так это отклонение в сюжете, в итоге, видимо, устраивало и греков, и скифов. О том, что это было именно так, свидетельствует тот факт, что подобные сосуды, а их известно уже около десятка и с изображениями и без них, изготавливались не для греков, а для скифской знати и по их, вероятно, заказу.
Каким образом серебряный сосуд с мифологическим сюжетом попал на территорию Среднего Дона? И кто его обладатель? Вопрос этот не простой, как и ответ на него. Хотя, казалось бы, какая загадка? Раз скифы изображены, их миф, значит, и обитали скифы на нашем Дону, и Частые курганы оставлены ими. Как и другие, подобные им… Простые вопросы, как известно, порождают простые ответы. Но это не тот случай.
Попробуем разобраться.
Геродот сообщает о двух народах, обитавших, судя по тексту и географической реконструкции, где-то в Подонье. Он пишет о многочисленном народе – будинах и поселившихся в их стране гелонах. В настоящее время существуют две основные точки зрения о том, кто же обитал на территории Верхнего и Среднего Дона в скифскую эпоху, в VII-IV вв. до н.э.
Первая точка зрения продолжает идеи М.И. Ростовцева и других историков и археологов, утверждавших и утверждающих: здесь жили сами скифы.
Конечно же, приводятся и аргументы в пользу этого: похожие или почти полностью совпадающие украшения, предметы вооружения, культовая посуда и, конечно же, серебряный сосуд из Частых курганов. Он-то уж точно принадлежал высшей аристократии или даже царю скифов.
Длительные и масштабные исследования воронежских курганов в 50-90-е годы прошлого века привели к оформлению точки зрения о будинах, обитавших на поселениях, укрепленных и неукрепленных, ведших оседлый образ жизни, занимавшихся земледелием и скотоводством. И гелонах, оставивших после себя знаменитые Частые, Мастюгинские и другие курганы на Среднем Дону, ведших полукочевой образ жизни. Погребальный обряд будинов еще только-только проступает (бескурганные погребения), подкурганные же погребения принадлежат гелонам, которые вели кочевой или полукочевой образ жизни в донской лесостепи.
Здесь, в итоге, сложилось два типа хозяйствования, жили два народа. Но если серебряный сосуд принадлежал не скифу, а гелону, нарушается ли нить, соединяющая сосуд и представителя не скифов, а гелонов?
Для ответа на этот вопрос обратимся еще раз к мифу. Помните, у скифа было два брата, а среднего звали Гелон. Гелон ведь родной брат Скифа! Поэтому ничего удивительного в том, что серебряный сосуд оказался в погребении гелона, нет, так сказать, «имеет право оказаться». И скифы, и гелоны имели явно родственные или одинаковые мифы, сходство образа жизни, ведения войн и т.д. Так что удивляться тут и нечему. Как и схожести предметов вооружения, элементов скифского звериного стиля, обрядам погребения.
Являлся ли владелец кубка «царем» – не известно. Как не известно, каким образом он достался ему – подарок, военная добыча, по наследству? Достоверно то, что кубок принадлежал представителю высшей местной аристократии, воинской верхушки, конечно, знавшей свое происхождение и свою роль на своей земле.
Источник: газета «Коммуна», №20 (26560) | Пятница, 11 марта 2016 года
Данный материал опубликован на сайте BezFormata 11 января 2019 года,
ниже указана дата, когда материал был опубликован на сайте первоисточника!
Источник
Лето 1911 года. Воронежской архивной комиссии удалось изыскать средства на исследование курганов вблизи города в урочище Частые Курганы. Раскопки были начаты в 1910 году по инициативе членов комиссии А. И. Мартиновича и С. Е. Зверева. Когда на первом кургане работа шла к завершению, под вечер один из раскопщиков, возившийся в углу обширной погребальной ямы, обратился к Мартиновичу с дежурной фразой: «С вас причитается, ваш бродь» (Мартинович и на раскопках не расставался с офицерским мундиром, тогда как священник Зверев обходился одеянием сугубо «мирским»). Тот незамедлительно спустился в раскоп и взял в руки только что извлеченный из земли небольшой, но необычный с виду сосуд (рис.). В яме сумеречно и толком не разглядишь находку. Выбравшись же наверх, исследователь застыл в немом восторге: под косыми лучами заходящего солнца заиграли блики, высвечивая на серебре детали удивительного рисунка! Тут же пришло на память: сосуд с рельефными изображениями, только золотой, найден в кургане Куль-Оба на Керченском полуострове еще в первой половине прошлого века. Тот ставший известным на весь мир сосуд сопровождал усыпальницу знатного скифа. Так значит, и здесь, на Среднем Дону, обитали скифы? Но подождем немного с ответом на этот вопрос и продолжим рассказ о сосуде.
В тот же год графом Апраксиным, тогда председателем Воронежской архивной комиссии, он был преподнесен царю и, как оказалось, небескорыстно: в ответ на это подношение старинный дворец, построенный в городе еще для последнего крымского хана Шагин-Гирея, был передан Воронежскому музею. После революции сосуд занял достойное место среди сокровищ древнего искусства Государственного Эрмитажа в Ленинграде. И лишь сравнительно недавно ученому Д. С. Раевскому удалось убедительно истолковать сюжет его рисунка как отражение одной из легенд о происхождении скифов. Троекратно изображенный старый воин – не кто иной как Геракл, устроивший испытание трем своим сыновьям: Агафирсу, Гелону и Скифу. Победил самый младший, Скиф (он изображен безбородым юношей), натянувший тетиву на отцовский лук, за что и получил право на царство. Старшие же сыновья (оба бородатые) не справились с испытанием, а посему вынуждены были покинуть страну.
Серебряный сосуд из Частых Курганов.
Выходит, население Подонья было действительно скифским, если оно знало легенду, зародившуюся в пределах Нижнего Поднепровья? Но не будем торопиться и обратимся к интереснейшему источнику – сочинению греческого историка Геродота, современника скифов, жившего в V веке до н. э. Кстати, легенды о происхождении скифов дошли до нас именно от Геродота. Вот как он определял землю Скифии: «Скифия представляет собой четырехугольник, две стороны которого доходят до моря, причем линия, идущая в глубь материка, такой же длины, как и та, что тянется вдоль моря. Так от Истра (Дуная) до Борисфена (Днепра) – десять дней пути и столько же от Борисфена до Меотиды (Азовского моря). С другой стороны от моря до меланхленов (один из соседних скифам народов), что живут над скифами, – 20 дней пути. Дневной путь я определяю в 200 стадий. Таким образом, Скифия в поперечнике имеет 4000 стадий. Такой же длины и те прямые стороны ее, что идут в глубь материка. Такова величина этой страны» (цитируем по книге Б. А. Рыбакова «Геродотова Скифия». М., 1979, с. 18).
Учеными подсчитано, что день пути равен 35 километрам, а 4000 стадий составляли соответственно 700 километров. Таковы стороны квадрата, в котором, по представлениям Геродота, размещалась Скифия. В этом случае Воронежское Подонье попало бы внутрь очерченного квадрата, в его северо-восточный угол.
Сопоставление многочисленных и нередко противоречивых сведений древнего историка позволило академику Б. А. Рыбакову уточнить вопрос о границах Скифии. Интересующая нас северо-восточная окраина оказалась вдали от современного. Воронежа, в районе реки Северского Донца.
Значит, население Подонья не было скифским и находки, подобные сосуду из Частых Курганов, отражают лишь существование контактов со скифским миром? Но обратимся вновь к Геродоту. «От моря внутрь страны до меланхленов, что живут над скифами, – 20 дней пути», – пишет он. И в другом месте: «Меланхлены все носят черные одежды, откуда и произошло их наименование, а образ жизни ведут скифский… Меланхлены народ особый, не скифский» («Геродотова Скифия», с. 118, 119).
По предположениям Б. А. Рыбакова, дуга длиною в 20 дней пути, если центр взять от Черного моря, как раз пересечет территорию Среднего Дона поперек, от реки Битюга до Медведицы.
Теперь, казалось бы, можно определить, что в Подонье проживали нескифские племена меланхленов. Но непосредственными соседями их, согласно сообщению знаменитого грека, должны быть «…другие скифы, прибывшие в эту местность по отделению от царственных скифов», поскольку «…земли, лежащие к северу от царских скифов, заняты меланхленами…» В таком случае сосуд из Частых Курганов – это принадлежность царских скифов, а многие другие памятники раннего железного века Подонья – нескифских племен меланхленов. Последние же, как отметил Геродот, не будучи скифами, вели скифский образ жизни. Но каков он, этот образ жизни? Вот выдержки из его же повествования:
«Скифы-кочевники жили сначала в Азии… Скифы не имеют ни городов, ни укреплений, но передвигают свои жилища с собой и все они – конные стрелки из луков. Пропитание себе скифы добывают не земледелием, а скотоводством и жилища свои устраивают на повозках… Скифские женщины постоянно сидят на своих повозках и занимаются женскими работами… Скифы доят кобылиц и ослепляют рабов, бьющих масло… В жертву приносятся всякие домашние животные, преимущественно лошади. При похоронах царя убивают пятьдесят лошадей» («Геродотова Скифия», с. 106).
Перед нами предстают воинственные племена кочевников с оформившейся царской властью и сословным неравенством, с ритуалами, восходящими к индоиранской среде. Ученые неопровержимо доказали, что скифы принадлежат к иранской языковой группе народов.
Но вот П. Д. Либеров, посвятивший многие годы изучению памятников раннего железного века донской территории, связывает их не со скифами или меланхленами, а с совсем другим народом – будинами, сведения о которых мы тоже находим у Геродота. Следует сказать, что «стране Будинии» более всего не повезло в определении ее границ. Куда только исследователи не помещали будинов: от Прибалтики и Прикарпатья до предгорий Урала! Но как бы ни обосновывались те или иные точки зрения по данной проблеме, решающее слово остается за археологией.
Источник